Фараонизм

Фараони́зм — идеология, возникшая в Египте 1920-х и 1930-х годов. Её последователи вдохновлялись доисламским Египтом и утверждали, что страна была частью большой средиземноморской цивилизации. Фараонизм подчеркивал роль реки Нил и Средиземного моря в становлении египетского государства. Главным апологетом фараонизма был Таха Хусейн.

Египетская идентичность

править
 
Махмуд Мухтар. Возрождение Египта 1919—1928, Ворота Каирского университета

Египетская идентичность, начиная с Египетской Империи, развивалась по большей части под влиянием собственной египетской культуры и религии (см. Древний Египет). Позже египтяне попадали под влияние иноземных правителей, в том числе берберов, нубийцев, персов, греков, римлян, арабов, турок, французов и англичан. При их власти египтяне приняли две новые религии, христианство и ислам, а говорить стали на египетском диалекте арабского языка.

Национализм

править

Вопросы идентичности вышли на первый план в XX веке, когда египтяне стремились освободиться от британской оккупации, что привело к возникновению этно-территориального светского египетского национализма (также известного как «фараонизм»). Фараонизм стал доминирующим способом выражения египетских антиколониальных активистов в до- и межвоенный периоды:

Самое интересное [в Египте того времени] — отсутствие арабского компонента в раннем египетском национализме. Прорыв в египетском политическом, экономическом, и культурном развитии на протяжении девятнадцатого века сработал скорее против, чем за «арабскую» ориентацию… Расхождение политических траекторий египтян и арабов усилилось после 1900 года[1].

В 1931 году после визита в Египет сирийский арабский националист Сати Аль-Хусари отметил, что «[египтяне] не обладают арабскими националистическими настроениями; не признают, что Египет является частью арабских земель, и не признают, что египтяне являются частью арабской нации»[2]. Конец 1930-х стал периодом становления арабского национализма в Египте, в значительной степени благодаря усилиям сирийской, палестинской и ливанской интеллигенции[3]. Тем не менее, через год после создания Лиги арабских государств в 1945 году со штаб-квартирой в Каире историк из Оксфордского университета Н. С. Дейтон писал:

Египтяне — не арабы, об этом знают и арабы, и они сами. Они арабоговорящие, и они мусульмане — религия на самом деле играет большую роль в их жизнях, чем у сирийцев или иракцев. Но египтяне, на протяжении первых тридцати лет [двадцатого] века, не думали о каких-то особенной связи с арабским Востоком… Египет видит в арабах достойный объект реальной и активной симпатии и, в то же время, великую возможность установления над ними лидерства, а также возможность наслаждения его плодами. Но Египет — страна в первую очередь египетская, а арабская культура там присутствует только в результате стечения обстоятельств, и главные интересы Египта — внутренние[4].

 
Таха Хуссейн

Одним из самых ярких египетских националистов и антиарабистов был самый известный египетский писатель XX века, Таха Хусейн. Он множество раз выражал свое несогласие с идеями арабского единства и свои убеждения по поводу египетского национализма. В одной из своих самых известных статей, написанных в 1933 году в журнале Каукаб-Эш-Шарк, он написал:

Фараонизм глубоко укоренен в душах египтян. Так и останется, и это должно продолжаться и становиться сильнее. Египтянин прежде всего фараонец, а затем араб. Египет не должны просить отрицать свой фараонизм потому что это будет означать: Египет, сокруши своего Сфинкса и свои пирамиды, забудь кто ты есть и следуй за нами! Не спрашивайте с Египта больше, чем он может предложить. Египет никогда не станет частью арабского объединения, будь его столица в Каире, Дамаске или Багдаде[5]

Существует точка зрения, что в 1940-х годах Египет был больше подвержен территориальному, египетскому национализму и далек от панарабской идеологии. Египтяне, как правило, не идентифицировали себя как арабов, и показательно, что когда лидер египетских националистов Саад Заглюль встретил делегатов от арабских стран в Версале в 1918 году, он настаивал на том, что в своей борьбе за государственность они никак не связаны друг с другом, утверждая, что проблемы Египта — египетская проблема, а не арабская[6].

Примечания

править
  1. Jankowski, James. «Egypt and Early Arab Nationalism» in Rashid Khalidi, ed. The Origins of Arab Nationalism. New York: Columbia University Press, 1990, p. 244—245.
  2. Quoted in Dawisha, 2003, p. 99
  3. Jankowski, «Egypt and Early Arab Nationalism», p. 246
  4. Deighton, H. S. «The Arab Middle East and the Modern World», International Affairs, vol. xxii, no. 4 (October 1946), p. 519.
  5. Taha Hussein, «Kwakab el Sharq», August 12th 1933: إن الفرعونية متأصلة فى نفوس المصريين ، وستبقى كذلك بل يجب أن تبقى وتقوى ، والمصرى فرعونى قبل أن يكون عربياً ولا يطلب من مصر أن تتخلى عن فرعونيتها وإلا كان معنى ذلك : اهدمى يا مصر أبا الهول والأهرام، وانسى نفسك واتبعينا … لا تطلبوا من مصر أكثر مما تستطيع أن تعطى ، مصر لن تدخل فى وحدة عربية سواء كانت العاصمة القاهرة أم دمشق أم بغداد
  6. Makropoulou, Ifigenia. Pan-Arabism: What Destroyed the Ideology of Arab Nationalism? Архивная копия от 2 октября 2018 на Wayback Machine. Hellenic Center for European Studies. January 15, 2007.

Литература

править
  • Dawisha, Adeed. . Arab Nationalism in the Twentieth Century. — Princeton: Princeton University Press, 2003.