Старорусский язык

(перенаправлено с «Старорусский»)

Старору́сский (великору́сский) язык (старорусский, или великорусский период истории русского языка) — русский язык XIV—XVII веков[1][2] со времени разделения древнерусского языка на самостоятельные (велико)русский, белорусский и украинский языки до петровских реформ. Термин старорусский применяется преимущественно к единицам языка (словам) для определения их возраста или времени письменной фиксации[3].

Старорусский язык
Старорусский письменный язык (оранжевый пунктир) в конце XIV века
Старорусский письменный язык (оранжевый пунктир) в конце XIV века
Самоназвание рѹсьскъ ꙗзыкъ
Регионы Восточная Европа
Общее число говорящих
  • 0 чел.
Вымер развился в современный русский язык
Классификация
Категория Языки Евразии

Индоевропейская семья

Славянская группа
Восточнославянская подгруппа
Письменность кириллица

Контекст

править

В истории русского языка выделяется три основных периода: древнерусский, общий для русского, белорусского и украинского языков (VI—XIV веков), старорусский или великорусский (XIV—XVII веков) и период национального русского языка (с середины XVII века)[1].

Лингвистическая характеристика

править

В этот период начинают формироваться фонетическая, морфологическая и синтаксическая системы, близкие системам современного русского языка, происходят такие языковые изменения, как[4][5][6]:

  • изменение е в о после мягких согласных перед твёрдыми: [н’ес] > [н’ос];
  • окончательное формирование системы оппозиций твёрдых / мягких и глухих / звонких согласных;
  • замена согласных ц, з, с в формах склонения на к, г, х (рукѣ, ногѣ, сохѣ вместо руцѣ, нозѣ, сосѣ); в украинском и белорусском языках такие падежные чередования сохраняются: укр. на руці, на нозі; бел. на руцэ, на назе;
  • утрата категории двойственного числа;
  • утрата формы звательного падежа, которая стала заменяться формой именительного падежа (брат!, сын!), звательный падеж сохраняется в украинском языке и частично в белорусском: укр. брате!, сыну!; бел. браце!;
  • появление и широкое распространение флексии у существительных в форме именительного падежа множественного числа (города, дома, учителя) при её отсутствии в подобных формах в украинском и белорусском: укр. доми, вчителі; бел. гарады, дамы, вучыцелі;
  • унификация типов склонения;
  • изменение адъективных окончаний [-ыи̯], [-ии̯] в [-ои̯], [-еи̯] (простый, сам третий изменяются в простой, сам трете́й);
  • появление форм повелительного наклонения с к, г вместо ц, з (пеки вместо пеци, помоги вместо помози) и на -ите вместо -ѣте (несите вместо несѣте);
  • закрепление в живой речи одной формы прошедшего времени у глаголов — бывшего причастия на , входившего в состав форм перфекта;
  • появление таких общевеликорусских слов, как крестьянин, мельник, пашня, деревня и многих других.

Диалекты

править
 
Троицкий список (конца XV или самого начала XVI века) «Хожения за три моря» Афанасия Никитина

Среди диалектов, сложившихся на будущей великорусской территории во второй половине XII — первой половине XIII века (новгородский, псковский, смоленский, ростово-суздальский и акающий диалект верхней и средней Оки и междуречья Оки и Сейма), ведущим становится ростово-суздальский, в первую очередь его московские говоры[5]. Со второй четверти XIV века Москва становится политическим и культурным центром великорусских земель, а в XV веке под властью Москвы объединяются обширные русские земли, включённые в Великое княжество Московское. На основе главным образом московских говоров, а также некоторых языковых элементов других русских диалектов (рязанских, новгородских и т. д.) к XVI веку постепенно вырабатываются нормы московской разговорной речи, сочетающие в себе севернорусские (согласная взрывного образования г, твёрдое т в окончаниях глаголов 3-го лица и т. д.) и южнорусские черты (аканье и т. д.). Московское койне становится образцовым, распространяется в остальных русских городах и оказывает сильное влияние на древнерусский письменный язык. Дополнительно на унификацию языка оказывает влияние появившееся в XV—XVI веках книгопечатание, при котором церковные и гражданские книги стали издаваться со шрифтом полуустав. На языке с московской разговорной основой были написаны многие официальные документы и произведения XV—XVII веков («Хожение за три моря» Афанасия Никитина, сочинения Ивана IV Грозного, «Повесть о Петре и Февронии Муромских», «Повесть о псковском взятии», сатирическая литература и т. д.)[7].

В старорусский период изменяется диалектное членение русского языка, к XVII веку формируются две большие диалектные группировки — севернорусское и южнорусское наречия, а также переходные между ними среднерусские говоры[8].

Письменный язык

править

В XIV—XVII веках постепенно формируется литературное двуязычие, сменившее диглоссию: церковнославянский язык русского извода продолжает сосуществовать с собственно русским литературным языком с народной речевой основой[9]. Между данными идиомами возникают различные переходные типы. В литературно-языковых процессах отмечаются противоречивые тенденции: с одной стороны, с конца XIV века появляется литература разных жанров на народно-речевой основе, доступная широким слоям русского общества, с другой — под влиянием так называемого второго южнославянского влияния усиливается архаизация языка многих произведений; формируемое при этом книжное «плетение словес» всё сильнее расходится с народной речью того времени[4].

Немецкий филолог Генрих Лудольф писал: «Но точно так же, как никто из русских не может писать или рассуждать по научным вопросам, не пользуясь славянским языком, так и наоборот — в домашних и интимных беседах нельзя никому обойтись средствами одного славянского языка, потому что названия большинства обычных вещей, употребляемых в повседневной жизни, не встречаются в тех книгах, по каким научаются славянскому языку. Так у них говорится, что разговаривать надо по-русски, а писать по-славянски.». Новаторским в этом смысле было «Житие протопопа Аввакума», написанное «природным русским языком», то есть, во многом, просторечием[10][11]. Это хорошо видно из сопоставления следующих примеров:

Посем привезли в Брацкой острог, и в тюрму кинули, соломки дали... Что собачка в соломке лежу: коли накормят, коли нет. Мышей много было, я их скуфьею бил, — и батошка не дадут дурачки! Всё на брюхе лежал: спина гнила. Блох да вшей было много... А жена з детми верст з дватцеть была сослана от меня. Баба ея Ксенья мучила зиму ту всю, — лаяла да укоряла.

Такожде и в сие наше время благоволи господь Бог крепкаго нашего самодержца и благохотнаго всем человеком и милостивого царя, гневаяся на люди, отняти. Который бы ради своего мудраго разсмотрительства и великого милосердия, аще не бы его болезнь постигла, народное бедство всячески бы возмогл успокоити. Уже бо в царствующем граде гнев Божий от налогов начальнических и неправедных судов возгаратися нача, и мысли у людей такожде начаша развращатися.

В XVI веке осуществилась грамматическая нормализация московского письменного языка, который стал единым общегосударственным языком Русского царства. В связи с великодержавными притязаниями Московского царства на роль Третьего Рима, московский деловой язык с конца XV — начала XVI века подвергался сознательной архаизации и регламентации по образцу литературного славяно-русского языка (сравни, например, преобладание в XVI веке форм местоимений тебѣ, себѣ при господстве народных тобѣ, собѣ в XV веке). В высоком книжно-риторическом стиле образовывались искусственные неологизмы по архаическим моделям, сложные слова (типа великозлобство, зверообразство, властодержавец, женочревство и тому подобное).

Церковно-славянская орфография была кодифицирована в грамматике Л. И. Зизания (1596) и Мелетия Смотрицкого (1619). Столетием позже В. К. Тредиаковский ещё во время учёбы в Славяно-греко-латинской академии обратил внимание на то, что стремление Смотрицкого брать за основу русской грамматики формальные греческие образцы противоречит природе славянской речи. Затем Максим Грек в издании 1648 года придал грамматике Смотрицкого сакральную значимость, что спустя сто лет потребовало переосмысления. До Тредиаковского это начал делать В. Е. Адодуров в своей «Грамматике», написанной в конце 40-х гг. XVIII в., и Василий Кириллович его упоминает, хотя и не называя имени — как «такова человека, бывшаго некогда при Академии…»[12].

Московский приказный язык, почти свободный от церковнославянизмов, к началу XVII века достиг большого развития. Он применялся не только в государственных и юридических актах, договорах, но на нём велась и почти вся корреспонденция московского правительства и московской интеллигенции, на нём же писались статьи и книги самого разнообразного содержания: своды законов, мемуары, хозяйственные, политические, географические и исторические сочинения, лечебные, поваренные книги.

Юго-западное влияние, исходившее из Речи Посполитой, несло с собою в русскую литературную речь поток европеизмов. В XVII веке возросло влияние латинского языка, который был интернациональным языком науки и культуры (ср. латинизмы в русском языке XVII века — в кругу терминов математики: вертикальный, нумерация, мультипликация, то есть умножение, фигура, пункт, то есть точка, и тому подобное; в географии: глобус, градус и др.; в астрономии: деклинация, минута и другое; в военном деле: дистанция, фортеция; в гражданских науках: инструкция, сентенция, апелляция). Влияние латинского языка отразилось также на синтаксической системе русского языка — на конструкции книжного периода. В роли поставщика европейских научных, юридических, административных, технических и светско-бытовых слов и понятий выступал также польский язык.

См. также

править

Примечания

править
  1. 1 2 Лопатин, Улуханов, 2005, с. 448—450.
  2. Судаков Г. В. Лексикология старорусского языка : (Предметно-бытовая лексика) / Моск. гос. пед. ин-т им. В. И. Ленина. — М.: МГПИ, 1983. Архивировано 10 ноября 2023 года.
  3. Краткий понятийно-терминологический справочник по этимологии и исторической лексикологии / Российская академия наук, Институт русского языка им. В. В. Виноградова, Этимология и история слов русского языка. Ж. Ж. Варбот, А. Ф. Журавлёв. — 1998.
  4. 1 2 Филин Ф. П. Русский язык // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В. Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
  5. 1 2 Иванов В. В. История русского языка // Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия»; Издательский дом «Дрофа», 1997. — С. 169—170. — 721 с. — ISBN 5-85270-248-X.
  6. Иванов В. В. Восточнославянские языки // Лингвистический энциклопедический словарь / Главный редактор В. Н. Ярцева. — М.: Советская энциклопедия, 1990. — 685 с. — ISBN 5-85270-031-2.
  7. Лопатин, Улуханов, 2005, с. 448—449.
  8. Захарова, Орлова, Сологуб, Строганова, 1970, с. 223.
  9. Бранднер, Алеш. Проблематика периодизации истории русского языка. Происхождение русского литературного языка // Opera Slavica = Slavistické rozhledy : журнал. — Brno: Ústav slavistiky, 1993. — Вып. III, № 2. — S. 27—28. — ISSN 2336-4459. Архивировано 17 июня 2022 года.
  10. В. Чернов. На каком языке писал Аввакум? Дата обращения: 10 ноября 2023. Архивировано 18 июня 2022 года.
  11. Язык и стиль «Жития протопопа Аввакума, им самим написанного» и других произведений. Дата обращения: 10 ноября 2023. Архивировано 10 ноября 2023 года.
  12. Сложеникина Ю. В., Растягаев А. В. Языковая и персональная модели Тредиаковского // Тредиаковский, Василий Кириллович : Персональный сайт литератора. — 2009. Архивировано 18 июля 2021 года.

Литература

править

Дополнительная литература

править